Алексей Дьячков. Отрывок из рассказа "Несостоятельность освободительных движений"
Сначала Абросимова заинтересовали самые простые упражнения с покоряющимися мозгами – приятные воспоминания, но скоро он наткнулся на алгоритм, позволяющий представить дальше ожидавшие его обстоятельства. В то же время выяснилось, что возможность отдельного принятия решения о действии за некоторый срок до его выполнения очевидна, в отличие от ранее существовавшего представления о непременном условии их совместного осуществления. Это умение позволило планировать, и Абросимов впервые за последние годы составил план и дождался ночи.
Используя шнур, привязанный не только к ведру с испражнениями рабов, живущих в яме, но и к ивовому кусту в нескольких метрах от неё, Абросимов забрался наверх и, протиснувшись под корявой и здесь только декоративной решёткой, поднялся с четверенек и, согнувшись, пошёл к северному берегу острова. Это была промысловая ночь, и мыс, который из-за чьей-то дезориентированной аллюзии назывался мысом Горн, был пуст. Абросимов сошёл в воду, распрямляясь по мере погружения, и, потеряв дно, поплыл.
Возвращавшемуся владению головой Абросимов радовался как таковому, просто как диверсифицирующей времяпрепровождение опции. Ещё он заметил, что умеет ориентироваться по звёздному небу и двигаться на север, от острова к острову, переплывая глубокие участки и проходя по мелководью вброд. Пройдя к северной части каждого острова, Абросимов выбирал самую его полярную точку и ложился отдохнуть, но лишь на несколько минут. С каждого нового мыса Горн, как он взялся их называть, посмеиваясь над перевернутой в системе воображаемых линз картой Южной Америки, Абросимов сходил, всё также осторожно разгибаясь.
Абросимову повезло: не встретив ни одного прожектора совместных патрулей, пересечение с которыми могло закончиться и похуже чем с любым из водомётов Бадмаева или Тагирова, к утру, он выбрался на берег материка. Он мог заметить это и раньше, но в этой части Каспия вода в значительной степени опреснена потоками Волжской дельты, а на появившиеся кусты сусака, частухи и стрелолиста, корневищами которых он, не сбавляя шага, подкреплялся, Абросимов обратил внимание только как на еду. Перехватив жвачки, входил в рукава и ерики и переплывал их.
То же он сделал с двумя или тремя довольно крупными озёрами, но, увидев между ними и дальше во все стороны небольшие возвышенности, Абросимов опознал в них Бэровские бугры и ильмени. Он находился по крайней мере в полутора десятках километрах от морского побережья, то есть предполагаемая погоня, хотя бы на лодках, сюда пробраться не могла. Абросимов лёг на землю и в окружении кирказона и купыря заснул.
Мелкие и плоские озёра с пологими и будто обмыленными берегами с лесом тростника, чередуясь с холмами, заметными только благодаря надозёрному превышению (что и составляет специфику ландшафта, описанного Бэром) и, имея до двух километров в ширину, определяли отходы внутри основного направления, в котором двигался Абросимов. Некоторые озёра поуже он переплывал, но показавшиеся слишком широкими обходил. Решение плыть ли в очередной раз или обойти, было скорее окказиональным, чем методическим – по берегу встретившегося озера Абросимов смещался влево, инстинктивно удаляясь от Волги в поисках выдающегося мыса. Найдя его, входил в воду и переплывал озеро, либо уверялся в том, что практически завершил обход водоёма с запада и дальше, двигаясь по касательной с нулевым азимутом, оставлял его справа.
То, что рыбаки в названии мыса, на котором располагалась их база, провели аналогии, необъяснимые ничем, кроме типа географического объекта, и даже проигнорировали его заведомо противоположную пространственную ориентацию, привело Абросимова к решению об уместности такого же сопоставления и в обозначении разных местностей с колеблющимися высотами. Тогда острова, с которых он уплыл, можно называть не Бусы, а Бэровские острова и проливы. Проведённый анализ отвлечённого понятия был ещё одним шагом в сторону, которую Абросимов пока не мог определить.
К середине следующего дня Абросимов переступил рельсу железной дороги на участке между станциями Линейная и Басы. С насыпи он увидел палатку и стоящий возле неё мотороллер с загруженным эспарцетовой зелёнкой кузовом и пустым ещё прицепом. Ещё там дымился костёр и на раскладном столе, в тени от ивы, лежала еда. Над раскалённым железнодорожным полотном звенели кузнечики, и Абросимов похлопал себя по ноге, будто это в его карманах звенели деньги. Он переступил вторую рельсу и пошёл к палатке.
Никого не было, и Абросимов не спеша поел, потом встал и сложил остатки еды, термос с чаем, а так же сигареты и пару подготовленных папирос, подвернувшиеся карандаш и сборник с частично разгаданными кроссвордами в матерчатую сумку и, отмерив прямой угол по часовой стрелке от уже заходящего солнца, пошёл в этом направлении.
После железной дороги было ещё несколько километров пойменного аллювия, но постепенно его заменили полупустынные супеси, и от земли с мелкими кустарниками и высохшими стеблями эфемеров, до неба, в котором раза два оставляли следы капъяровские самолёты, не было ничего приметного. Абросимов сел посреди небольшого солончака и налил себе чаю. Пил и думал, что, наверное, ведёт себя как раньше – давно, когда дивергирующее сознание и подсознательная диверсия подкорки в руководство всеми актами его тела ещё не стали одним и тем же. Думая о своём походе, Абросимов позволял себе фолкнеровские скобки и, почти не путаясь в согласованиях до и после них, входил в значение отделённых ими частей предложения.
Абросимов шёл ещё несколько часов и на отделенном горизонтом от блестящей под луной серебряной степи фоне чёрного неба заметил одинокую фигуру. Человек, шедший навстречу, тоже увидел Абросимова, на секунду остановился и, резко приняв к востоку, ускорил шаги. Абросимов тоже остановился и стал дожидаться, когда путник исподлобья глянет в его сторону, а, дождавшись, подал ему условный знак – поднял правую руку, сделав на уровне локтя отсекающее движение ладонью левой. Человек ответил поднятием имеющейся у него половины правой руки и пошёл навстречу – Абросимов не ошибся, случайные люди здесь почти не появлялись.
Опубликовано в кн.: Дьячков А. Несостоятельность освободительных движений. М.: Гилея, 2013 (серия "Коммуникационные теории безвластия").
У нас вышло второе издание модернистского мистического романа Ильи Зданевича (Ильязда) "Философия", посвящённого событиям начала 1920-х годов в Константинополе